В мёртвой паузе приступа бури
он решил падший мир воскрешать.
И не хватит ни духа, ни дури
и ни вздоха — ему помешать.
Ангел поля уставнозелёный —
стиснул крылышек лад за спиной, —
льётся звон его неугомонный
над обугленной тишиной.
Свет, сквозящий багровой полоской
сквозь завесы шинельные туч
проливался мерцающим воском,
словно век этот – страшно тягуч.
Мы лежали в пожухлой отаве,
поредевшей за все эти дни,
что гремели вокруг переправы,
и горели в пробоях брони.
С каждым часом нам легче и легче
тяготенье и память земли,
где печалится вечный кузнечик,
и не раз уже травы цвели.